Слева направо: со-директор проекта Наталия Мириманова, Лиля Буджурова, Андрей Клименко, Андрей Никифоров на Крымском политическом диалоге в Брюсселе.

От редакции BlackSeaNews

Фото Татьяны ГУЧАКОВОЙ, BlackSeaNews

22 марта 2011 года в европейской столице – Брюсселе, в Центре Европейских политических исследований (CEPS), прошла презентация проекта «Крымский политический диалог» под общим названием «Крым: место, где глобальная безопасность пересекается с локальным миром».

В ней участвовали известные представители крымского экспертного и журналистского сообщества и киевские специалисты по Крыму, которые уже более года ведут в закрытом для прессы режиме экспертный диалог для выработки новых предложений по формированию политики в наиболее конфликтогенных сферах крымской жизни – таких, как язык, земля, безопасность, идентичность, взаимоотношения этнических групп.

Заметим, что эта группа экспертов и журналистов – и это осознанное и обязательное условие – включает представителей всех основных идентичностей Крыма: быть может, не всегда по происхождению, но обязательно – по самоидентификации...

«Крымский политический диалог» задуман как механизм для раннего выявления и создания системных заслонов возможным конфликтным проявлениям на полуострове.

Принципиальная и уникальная особенность формата – обязательное участие в обсуждениях каждой конфликтогенной проблемы Крыма авторитетных представителей различных профессиональных сфер и разных, в том числе взаимоисключающих, взглядов.

На фото, кроме указанных выше, крайний справа – еще один со-директор проекта «Крымский политический диалог» Денис Матвеев

Диалоги проходят в закрытом режиме – и не просто без прессы, а в изолированной обстановке «экипажа орбитальной станции»,

Задача каждого тематического диалога – выработка приемлемой для всех этнических, конфессиональных, языковых и других групп населения Крыма платформы по каждому острому вопросу.

Предложенные платформы и модели затем исследуются, апробируются и дорабатываются для последующего применения в крымском обществе и политике. Продукты диалога – практические рекомендации и схемы предупреждения конфликтов.

Принципиальный фактор успешности такого формата, по мнению самих участников, включая автора этих строк, – наличие в диалогах внешних модераторов. В их роли выступают независимые эксперты из других стран, имеющих практический опыт участия в миротворческих проектах в горячих точках постсоветского пространства и не только...

А теперь первая из серии публикаций нашего нового цикла – стенограмма выступлений участников дискусии Крымского политического диалога по теме Autonomous Republic of Crimea: a contested political format – «Автономная Республика Крым: оспариваемый формат», представивших в Брюсселе...

Три взгляда на Крымскую автономию

Украинский взгляд от Андрея Клименко

Андрей КЛИМЕНКО
Таврический институт регионального развития, Ялта
Заслуженный экономист Автономной Республики Крым
главный редактор BlackSeaNews

Я живу в Ялте – в том городе, где очень часто делалась мировая история. Это налагает на меня особую ответственность …

Сначала небольшая преамбула. Смысл ее в том, что Европа – до 2010 года – интересовалась Крымом только в связи с войнами.

Так было в 19 веке, в 1854-55 годах, когда англичане и французы вместе с турками воевали в Крыму против Российской империи. Так было в 1920, когда Европа помогала остаткам Российской империи, которые последними уходили из Крыма. Так было в 1941 году, когда нацисты стремились в первую очередь захватить Крым, чтобы с помощью своих бомбардировщиков контролировать Черное море.

И так было после российско-грузинской войны в августе 2008 года, когда все европейские страны прислали в Крым своих дипломатов или экспертов, которые задавали всем нам один и тот же вопрос: «Прав ли Саркози и его министр иностранных дел Кушнер, сказав, что следующим после Грузии будет Крым?...»

В 2010 году Европа – в смысле Европейский Союз – совершила очень неожиданный шаг, когда очень быстро отреагировала на предложение президента Украины сделать Крым пилотным проектом в программе «Восточное партнерство».

Этот вопрос был решен – от идеи до реализации – за две недели… На наш взгляд, это просто фантастика, с учетом сложности структур Европейского Союза. Это дает надежду, что в развитии Крыма может наступить новый этап.

А теперь – украинский взгляд на Крымскую автономию…

Первый тезис: Крым родом из Средиземноморья – из Средиземноморской цивилизации. Его культурные корни – в Северной Италии, в Греции, в Византии. И этому периоду 2 тысячи лет.

(Я не историк, поэтому прошу меня не критиковать за возможные нюансы …).

Во второй половине из этих двух тысяч лет возникло символическое явление, которое, на мой взгляд, и сегодня привязывает Крым к Украине – киевский князь Владимир, основатель украинского (киевского) государства, принял христианство на территории Крыма.

Потом – 500 лет – Крым был северной окраиной Османской империи. И именно в это время сформировался крымскотатарский народ.

Во всех этих периодах – и в первые 2000 лет, и в следующие 500 лет – (на мой взгляд, как экономиста) главной функцией Крыма, главным его бизнесом была организация торгового обмена между Средиземноморской Европой и Диким Полем, степью, кочевыми народами.

Потом, 200 с небольшим лет назад, Крым был присоединен к России. И его функция радикально изменилась – он из торговой площадки, из «порто-франко» стал военным бастионом, который защищал южные рубежи Российской империи, а затем Советского Союза.

Что при этом произошло? – Функция торговли и транзита ушла из Крыма в другие регионы и страны. В это же время крымские татары были вытеснены из Крыма. Этот процесс начался в 19 веке и был завершен в 1944 году Сталиным. Крым был в этот же период заселен преимущественно русскими.

После распада СССР произошло сразу несколько одновременных процессов. Главная – военная – функция Крыма самоуничтожилась, она стала ненужной на 90%. А все бизнесы, которые органически присущи Крыму, оказались уже «разобранными» – Турцией, Грузией, Россией… Одессой, Констанцей, Варной…

И оказалось, что военная функция не нужна, а за свое место в мировой торговле и региональной экономике нужно теперь бороться в условиях конкуренции.

При этом же – в Крым за несколько лет вернулись более 200 тысяч крымских татар. (Я представляю, что бы было с любой из благополучных и сильных европейских стран, если бы за 2 года в них вдруг приехало 200 тысяч людей). Одновременно русское население Крыма в этот же период вдруг оказалось в иностранном государстве – в независимой Украине. И, кроме того, к этому же времени в Крыму сформировалось – даже у русских – специфическое «островное» сознание: фактически сознание жителей изолированного острова.

В 2010 году, на мой взгляд, произошло знаковое событие, когда Украина впервые сформулировала свою внятную стратегию в отношении Крыма.

Главными характеристиками этой стратегии является то, что мы пытаемся перестать рассматривать Крым в привычном за 200 лет треугольнике «Крым – Киев – Москва». Мы понимаем, что будущее Крыма находится в другой рамке – «ЕС (Болгария, Румыния) – Украина – Россия – Грузия – Турция», ну, и в какой то части – Армения и Азербайджан.

Поэтому я бы сказал, что украинский проект для Крыма заключается в том, чтобы дать русскому и крымскотатарскому населению Крыма новую крымскую, украинскую – черноморскую – мечту…

Эту мечту можно понимать как мечту о региональном лидерстве Крыма в Черноморском регионе. Это его функция представительства интересов Украины в Черноморском регионе.

И для этого – поскольку из Киева не видно Черное море , не видны те штормы и иные процессы, проходящие в Черноморском регионе – является неизбежным делегирование Киевом части своих внешнеэкономических и даже внешнеполитических функций Крымской автономии... Для того, чтобы Крымская автономия имела достаточную степень свободы в выстраивании экономических и культурных связей с государствами Черного моря.

В завершение скажу о том, в чем мы видим главное конкурентное преимущество Крыма.

За прошедшие 20 с лишним лет – как и в регионах других стран по периметру Черного моря – в Крыму тоже могли быть острые вооруженные конфликты. У нас были те же модели, те же схемы и те же предпосылки.

Но за 20 лет конфликтов в Крыму не случилось. Это значит, что мы уже умеем обходиться без конфликтов. И мы видим в этих наших технологиях диалога – межкультурного, межцивилизационного, межконфессионального – «экспортный товар» Крыма в нашем бурном веке.

Крымскотатарский взгляд от Лили Буджуровой

Лиля БУДЖУРОВА
главный редактор газеты «Первая крымская», Симферополь
ведущий авторских программ Крымского телевидения
поэт, лауреат премии им. И. Гаспринского

То, что Андрей Клименко назвал «украинской мечтой» с точки зрения Украины в отношении Крымской автономии – это очень точный термин. Это мечта…

И мы бы хотели, чтобы Киев, думая о Крыме, мечтал именно таким образом...

Потому что до сих пор Крымская автономия для Украины в целом и официального Киева в частности – это такой «чемодан без ручки», который нести тяжело, а выбросить жалко…

Возможно мы – жители Крыма – виноваты в этом сами (хотя я не склонна так считать), но то, о чем говорил Андрей, это все-таки не отношение официального Киева к Крыму а желаемое нами отношение.

Моя задача – представить точку зрения крымских татар на Крымскую автономию. И я вынуждена… говорить в этом «коридоре». То, что я буду говорить, – весьма схематично, и – как любая схема – не будет отражать всю полноту картины. Возможно, где-то будут и ошибки…

20 января 1991 года в Крыму прошел референдум о воссоздании Крымской автономии – вернее, Крымской Автономной Советской Социалистической Республики.

Этот референдум был поддержан большинством крымского населения. За исключением крымских татар как целой группы.

Это было время начала активной репатриации крымских татар на родину из мест депортации. И можно сказать, что ни один из крымских татар не поддержал на тот момент идею создания крымской автономии – в том виде, в котором её создавали.

Крымскими татарами было принято решение бойкотировать референдум. И ни один крымский татарин, проживавший на тот момент в Крыму, не принимал участие в этом референдуме, то есть не внес – будем говорить – ни одного кирпичика в создание крымской автономии.

Аргументация этого политического поведения была такой.

Это коммунистическая советская автономия – а это был 1991 год и существовал еще Советский Союз – которую коммунистическая власть Крыма создает для себя.

Это автономия русского большинства, по отношению к которому у депортированных крымских татар на тот момент были очень сильны подозрительность и недоверие.

Это территориальная, а не национальная автономия. А именно о национальной автономии всегда мечтали крымские татары. И самый главный аргумент – судьбу Крыма опять решают без крымских татар.

И сила этого аргумента была еще и в том, что не все крымские татары вернулись на родину. Поэтому сам факт референдума был воспринят как оскорбление.

Поэтому я могу сказать с определенной долей уверенности, что на тот момент идея Крымской автономии и ее реализация усугубили негативный фон, который был и без того почти критическим в отношениях между крымскими татарами и тем населением Крыма – я даже не буду делить его по этническим группам – которое проживало в том момент на полуострове.

Усугубило потому, что и без этого оскорбительного политического решения, фактически укравшего у крымских татар надежду на восстановление собственной национальной государственности, налицо были: тотальное отсутствие жилья у крымских татар, вернувшихся на родину; связанная с этим безработица, отсутствие доступа к профессии; общее противодействие власти возвращению крымских татар, которое тогда было очень сильным; а еще очень активно функционирующий в обществе стереотип: «Татарин – это враг».

На мой взгляд, именно тогда произошла «заточенность» элиты крымских татар не на поиск диалога, а на «ответный удар» со своей стороны.

Летом этого же 1991 года прошел Курултай крымскотатарского народа (Курултай – это съезд), на котором была принята Декларация о национальном суверенитете крымских татар, и это был прямой ответ на создание автономии.

Конечно, это сразу вызвало волну негатива со стороны и политических, и общественных нетатарских структур, которые стали обвинять крымских татар в присвоении исключительного права на суверенитет на территории полуострова. И таким образом стороны конфликта, которые тогда практически не понимали друг друга вообще, отдалились еще дальше друг от друга.

В то же время, уже тогда появились поводы, чтобы сказать, что идея автономии не всегда негативна для крымских татар.

Первым поводом было принятие в мае 1992 года первой крымской конституции, где три языка – украинский, русский и крымскотатарский – были названы государственными. Эта конституция осталась только декларацией, но было приятно…

Следующий повод был гораздо более эффективным – это поправка к закону о местных выборах, которая предоставила временную квоту для крымских татар, чтобы быть избранными в состав крымского парламента.

Если бы на тот момент не было автономного статуса, если бы действовал общеукраинский закон о выборах, эта квота для крымских татар была бы просто невозможна. А благодаря ей, 14 депутатов-крымских татар и еще 4 депутата от представителей других депортированных народов Крыма – болгар, греков, армян и немцев – смогли попасть в крымский парламент.

На мой взгляд, это стало отправным моментом в том смысле, что крымскотатарская элита получила своего рода «толчок к легитимности» по отношению ко всему Крыму.

Но, к сожалению, последующий опыт функционирования автономии давал больше негативного, чем позитивного.

Во-первых, круг экономических полномочий автономии из года в год сужался. Если поначалу Крым имел возможность создавать свою налоговую, к примеру, политику, то затем у него это право центр отобрал.

Кроме того, автономия вызвала к жизни сепаратистские движения в Крыму. Автономия в начале своего функционирования отличалась крайней внутренней нестабильностью – это была постоянная «война» между Симферополем и Киевом.

Все это закончилось тем, что автономия осталась только на бумаге, потому что на определенном этапе этой «войны» Киев упразднил целый ряд законов, которые давали права Крымской автономии, в том числе и право иметь своего президента (и слава Богу…). И даже лишил крымский парламент права законодательной инициативы.

С той поры появился главный негатив – практически каждый, кого вы встретите на улицах городов и сел Крыма, скажет: «Мне лично автономия ничего не дала, она ничего не дала всему Крыму, кроме того, что чиновники получили портфели министров».

И, заканчивая, я хочу нарисовать вам такой образ сегодняшней крымской автономии в глазах среднестатистического крымского татарина:

• это украденная у нас надежда на создание своей государственности;
• это институционализация власти русских над крымскими татарами;
• это приватизация власти этническим большинством, нежелающим решать проблемы меньшинства;
• это территориальное образование, претендующее на особые отношения с Россией и потому постоянно угрожающее суверенитету Украины;
• это – сначала коммунистический, а потом чиновничий заповедник;
• и не случится ничего страшного, если Крым потеряет статус автономии.

Но в последнее время появляется и другая точка зрения в среде крымских татар:

• о том, что при статусе автономии легче трансформировать ее из территориальной в национальную;
• что при эффективном представительстве крымских татар во власти появляются возможности для защиты этнических интересов;
• что при усилении экономических полномочий Крыма, у него больше шансов стать территорией благополучия – в том числе и для крымских татар.

Эта точка зрения пока еще достаточно слаба, но она имеет тенденцию к усилению, и эти тенденции будут усиливаться тем больше, чем теснее будет диалог между этническими группами внутри Крыма и чем теснее будут наши связи – политические, общественные и даже бытовые.

Русский взгляд от Андрея Никифорова

Андрей НИКИФОРОВ
историк, журналист, публицист
доцент Таврического национального университета
кандидат исторических наук

Поскольку я – единственный из тех, кто выступает на эту тему – являюсь профессиональным историком, я постараюсь обойтись без исторических экскурсов, в отличие своих коллег.

Я, пожалуй, себя ощущаю «сыном автономии», опять же в отличие от Андрея Клименко, который является одним из ее «отцов», но при этом я не чувствую себя внуком Андрея Клименко …

На мой взгляд, нельзя было надеяться на то, что Крымская автономия появится (или что мы попробуем ее создать) в условиях полного возвращения крымских татар, которое не завершено до сих пор. И я очень сомневаюсь, что украинское государство дало бы крымчанам шанс обзавестись автономией на современном этапе. Такая уникальная возможность была именно в 1991 году, причем в его начале – в первой половине.

Что, собственно говоря, на мой взгляд, составляло тогда ту самую мечту, отсутствие которой зафиксировал «отец крымской автономии» Клименко в ее современном состоянии?

Это была мечта о том, чтобы самим распоряжаться своей политической, я бы сказал даже – геополитической судьбой, и иметь право выбора, которое позволило бы крымчанам остаться в составе единого большого государства, которое до самого конца 1991 года называлось «Советский Союз».

Второй очень интересный план, в котором можно было бы рассмотреть Крымскую автономию: это крымский ответ на кризис идентичности, который имеет очень широкую географию – можно даже сказать, что он имеет глобальный характер.

В ходе создания, развития, укрепления автономии шел активный поиск и наработка региональной идентичности, которая может выразиться такой формулой (есть разные формы ее выражения, в том числе и такая...)

Люди проживающие в Крыму – это крымчане, некая региональная общность, которая чувствует свою особость, свою отличность от тех, кто живет в материковой части Украины. Хотя Крым и полуостров, но очень часто образы Крыма-острова рисутствуют и в литературе, и в политике, и, как доказывает Клименко – даже в экономике.

Собственно, если бы Крым был полноценным островом, возможно что-то и удалось бы довести до логического завершения, но в силу того, что он является все-таки полуостровом, у нас и получается полугосударственность, полуавтономия и полуидентичность. Но, тем не менее, это полу... – реальность, в которой мы живем и которая воздействует на политическую обстановку.

Таким образом, первоначальный смысл Крымской автономии, по большому счету, носил ярко выраженный ирредентистский характер.

Я бы отмел здесь какие-либо упреки в сепаратизме, поскольку сепаратизм никогда не был целью Крымской автономии. Хотя я не буду отрицать, что как средство этот сепаратизм рассматривался, и в общем-то угроза сепаратизма применялась как некая тактика по отношению к Киеву, к центру.

Смысл автономного проекта в Крыму был утрачен тогда, когда исчезли последние инерционные геополитические импульсы, исходившие от Советского Союза – когда стало ясно, что единое государство перестало существовать. То есть не потому, что мы не успели на отходящий поезд, а просто поезд никуда не пошел, он расформирован и реально не существует.

Вот с тех пор по большому счету и идет попытка поиска новых смыслов. Но попытка эта идет со стороны «отцов» и «детей» автономии, а вовсе не ее хозяев.

Хозяева нашли этот смысл, они прекрасно пользуются теми (пусть незначительными) политическими, но и иногда довольно приличными хозяйственными возможностями … Они обменивают эти преференции в хозяйственной сфере на лояльность Киеву, и таким образом Крымская автономия существует полтора десятка лет, то есть большую часть того времени, которое охватывает ее история.

Но для самого регионального сообщества, которое существет, которое продолжает формироваться, в котором действительно идут очень интересные интеграционные процессы, автономия является определенной недооцененной ценностью.

Именно потому, что, во-первых, она есть. И степень ее оценки может быть поднята единовременным актом – отменой автономии, тогда крымчане сразу заявят, что они жить без нее не могут, что не представляют без нее дальнейшего существования.

Помимо этого, есть, конечно же, определенное недовольство тем, как реализуются те немногие полномочия автономии, которые у нее существуют, потому что – еще раз повторю – реализуют эти полномочия те, кто находится у власти, те кто политически хозяйствует в автономии.

При этом лично я вижу поиск нового смысла, новой мечты на пути дальнейшей интеграции крымчан разных национальностей.

И стратегическим вопросом такой интеграции и диалога являются взаимоотношения «русскодумающего» большинства (я бы не говорил о «русскоязычном», поскольку русскоязычными являются и значительная часть крымскотатарского населения Крыма, и представители других национальностей) и крымских татар, которые на сегодняшний день представляют собой этакую «автономию в автономии». Существует система крымскотатарского этнического самоуправления, которая – де-факто, не де-юре – имеет довольно высокую степень скажем так, автономизации.

Все это позволяет найти, на мой взгляд, две главных точки. Об одной из них говорил Андрей Клименко – что нам срочно нужно общее дело, которым мы все могли бы заняться. А это сближает, как ни что другое…

А второй момент, крайне важный (и он происходит в ходе реализации этого общего дела) – это время, это ресурс времени, который нас сближает в какой-то степени объективно – чем дольше мы живем вместе, чем дольше мы демонстрируем уживчивость, способность договариваться и избегать острых конфликтов, тем больше мы накапливаем тот социальный капитал, который гарантирует нас от каких-то эксцессов в нашем – я не сомневаюсь – светлом будущем.

 

И снова от редакции BlackSeaNews

22 марта 2011 в Брюсселе в рамках презентации проекта Крымский политический диалог прошли еще 3 дискуссии, в ходе которых различные экспертные взгляды на конфликтогенные ситуации в Крыму представили:

Юлия ТИЩЕНКО (Киев), Юсуф КУРКЧИ и Андрей НИКИФОРОВ (Симферополь) – тема дискуссии: «Языковая политика в Крыму: украинизация, русификация, интеграция или сегрегация?»;

Гульнара БЕКИРОВА и Владимир ПОЛИЩУК (Симферополь), Игорь СЕМИВОЛОС (Киев) – «Земля и межэтнические отношения в Крыму»;

Наталя БЕЛИЦЕР (Киев) и Сергей КУЛИК (Севастополь) – «Локальный мир в Крыму и глобальная безопасность».

Об этом и многом другом – в следующих публикациях...

Проект «Крымский политический диалог»
финансируется Министерством иностранных дел Финляндии,
администрируется Международным миротворческим институтом ПАТРИР Руководители проекта – Денис Матвеев и Наталия Мириманова