Морские рассказы Леонида Пилунского (1): «Последний чайник»

Фото предоставлено Леонидом Пилунским

Андрей КЛИМЕНКО, главный редактор BSNews

Подбор иллюстраций – как всегда BSNews.
Фото рыболовецких судов СССР, источники: Vitalicus и fleetphoto.ru
Фото, предоставленные Леонидом Пилунским, указаны отдельно

Леонида Пилунского в Крыму знают. Одни – как журналиста и редактора со стажем. Другие, которых намного больше – как политика, депутата крымского парламента и беззаветного патриота Украины. Последнее кому-то нравится, а у кого-то вызывает аллергию. Но это, как говорится, дело вкуса. Заметим только, что в Крыму, впрочем, скорее, в Симферополе, до сих пор быть патриотом Украины – не так просто. Нужно иметь гражданское мужество.

Но даже для меня, знающего Леонида Петровича очень-очень много лет, стали откровением те страницы его биографии, которые он никогда не только не выпячивал, а как бы вообще не упоминал...

Будучи знаком с Леонидом Пилунским лет этак 25, я к своему удивлению лишь недавно узнал, что этот мой – всегда серьезный, даже несколько хмурый и насупленный, всегда озабоченный проблемами крымских украинцев и Украиной вообще – коллега, оказывается 7 (семь!) лет был капитаном знаменитого на весь СССР и за его пределами подводного научного судна «Гидронавт» (!)... И на его счету глубоководные погружения не только в Черном море, но и в Атлантике, Тихом и Индийском океанах..

В 1977 году – я тогда учился на втором курсе Севастопольского приборостроительного – Министерство рыбного хозяйства СССР организовало в Севастополе специальное экспериментально-конструкторское бюро по подводной технике (СЭКБП), в дальнейшем переименованное в базу «Гидронавт», и подводный аппарат «Гидронавт» среди нас, студентов, специализировавшихся на системах управления подводными аппаратами, был легендой... Именно в этом году Леонид Пилунский, выпускник нашего института, проработавший 6 лет судовым механиком на рыболовецких судах Севастопольского объединения «Атлантика», стал капитаном научного подводного аппарата «Гидронавт» – и тогда, и сейчас это называется «человек-легенда»...

С 1984 года в его судьбе было много разных вех – корреспондент, главный редактор творческого объединения «Остров Крым», радиостанции «Для тех, кто в море», главный редактор журнала «Остров Крым», председатель регионального комитета Хельсинкской гражданской ассамблеи, председатель Крымской краевой организации Народного Руха Украины, директор Крымского центра прав человека им. П. Григоренко и даже глава представительства Государственного комитета Украины по вопросам регуляторной политики и предпринимательства в АР Крым...

Фото предоставлено Леонидом Пилунским

Нам очень приятно, что при всех этих переменах судьбы наш друг Леонид Пилунский остался журналистом и публицистом. И, несмотря на все это:), стал серьезным морским писателем. А в последнее время – еще и интересным лирическим поэтом.

Итак, мы начинаем публикацию цикла морских рассказов известного крымского журналиста, в биографии которого не только специфическая строка – «судомеханик рыбопромыслового объединения «Атлантика», но и героико-романтическая – «капитан подводного научного судна «Гидронавт». Ленид ПИЛУНСКИЙ любезно предоставил и адаптировал свои морские рассказы специально для BSNews. А мы, конечно, постарались в своем стиле иллюстрировать их, чтобы передать читателю и «видеоряд», и, что важнее, дух того времени. Читайте...

Морские рассказы Леонида Пилунского
«Последний чайник»

Радиограмма об усилении борьбы с алкоголизмом и пьянством на советских судах дальнего плавания, согласно Постановления Политбюро ЦК КПСС, всех просто повергла в шок. Только дней десять до этого с транспортного рефрижератора «Дон» на наш борт перегрузили пятидесятилитровые бочки замечательного крымского винца для утоления тропической жажды.

В те времена моряку, работающему в тропиках, было положено по рациону полстакана сухого вина в день. Но так уж случилось, где-то снабженцы недоработали, и замечательный, кисловатый, чуть хмельной и солнечный напиток закончился на нашем судне давно, и теперь нам выдавали по стакану регулярно: один день белого, другой красного, наверстывая упущенное.

И вот счастье кончилось.

Первый помощник капитана, то есть товарищ комиссар, собрал всех в столовой и торжественно зачитал историческое Постановление. Это был конец нашему тропическому раю. Кто-то робко попытался вставить свои, что там пять, три копейки, взывая к совести, что, мол, Родина нам вроде бы как задолжала. Но «выступление» было «подавлено» грозным вопросом судового комиссара, вчера еще большого любителя опрокинуть стаканчик-другой: «Кто сказал?»

Да, мы и не сомневались, что наше мудрое Политбюро и лично дорогие товарищи Горбачев и Лигачев знают, что делают, и уверенно ведут нас к победе коммунизма. Но вот с вином…. На обеде после собрания экипаж выглядел, как на поминках, — стучали ложки, то тут, то там слышались тяжелые вздохи, никто громко не разговаривал. А вечером, впервые за долгие месяцы морского заточения, в кинозале был только один зритель – первый помощник. Но в начале второй части и его смыло в каюту.

Ближе к ночи ко мне зашел рулевой матрос и сказал, чтобы я поднялся в каюту капитана. Слово капитана на судне закон. Поднимаюсь. За столом сидят второй помощник, начальник радиостанции и тралмастер Иван Сидорович. Сидят понурившись, но перед каждым стоит граненый стакан, а в центре стола большой эмалированный чайник, в котором по утрам в кают-компании подают чай.

Капитан кивнул - я сел.

— Друг мой, — сказал капитан, подставляя мне пустую посуду — выяснилось, что этот служака, чтоб ему пусто было, опечатал все бочки с вином, но второй помощник совершенно случайно, уже с утра готовился к обеду и вот… — он кивнул в сторону чайника, — налил один.

Я понимающе кивнул, а Иван Сидорович, разгладив свои огромные, на пробор, лихо закрученные усы, протянул жилистую, натруженную руку к чайнику и разлил по стаканам ароматное белое вино.

— Будьмо! — сказал капитан и, не чокаясь, выпил.

— Будьмо! — хором, но очень тихо, повторили мы, и по нашим душам разлилось это чуть кисловатое, чуть терпковатое, замечательное, южнобережное, славное и несравненное по вкусу, крымское вино.

Повторили.

Все крякнули и занюхали кулаками, и Сидорович произнес свое традиционное:

— Каждый может выпить, но не каждый может крякнуть!

Мы пили, как будто прощались с добрым другом, и, осушив чайник до дна, поблагодарили капитана за то, что он организовал эти проводы тропического довольствия, а точнее ощущения крымского солнца, крымской земли, талантливых рук крымских виноделов и… разошлись.

Я едва успел зайти в свою каюту, как в дверь постучали. Это был моторист - он сказал, что старший механик Сан Саныч Александров, мой старинный знакомый еще с тех времен, когда я был моряком, приглашает в свою каюту.

У стармеха, то есть у «деда» на столе стоял большой алюминиевый чайник, в котором по утрам в столовой команды подают чай.

— Вот, — сказал Сан Саныч, — удалось урвать последнюю морскую радость, три литра доброго, славного, крымского винца. Последний чайник счастья.

За столом сидели третий механик и друг стармеха, судовой акустик Паша Кочергин. К моему изумлению, вино в чайнике было красным, но нисколько не хуже того белого, а может и лучше, что всего несколько минут назад я пил в каюте капитана.

Разве что чуток с легкой терпкостью и пикантной горчинкой.

В отличие от чопорной капитанской компании здесь собралась люди попроще, и разговор был пооткровенней. Власть ругали за дурость, но про Политбюро ни слова. Может быть, меня, залетного корреспондента «Радио для тех, кто в море», боялись огорчать.

Уже за полночь, наговорившись и обсудив все политические и экономические вопросы необъятной страны победившего Октября и прокляв всех на свете капиталистов-империалистов, а без сомнения, виноваты в нашем горе-беде были они, слегка покачиваясь, я добрался до своей каюты. Но через пару минут в проеме двери появилась небритая физиономия моего соседа, боцмана Николаича. Он робко спросил меня, а не хочу ли я отведать последний стаканчик доброго, славного, крымского винца, которое совершенно случайно залежалось в его кладовке.

Признаюсь честно, отказаться я не смог. На столе у боцмана я обнаружил огромный, прилично помятый, видавший морские виды, а, значит, списанный и припрятанный про запас чайник, в котором когда-то подавали по утрам чай в столовой. Но я уже не удивился. Вот только когда и как попал в свою койку — утром вспомнить не смог. В каюте боцмана власть ругали отчаянно, а про Политбюро даже анекдоты рассказывали.

Утром, хорошенькое дело утром, на моих часах было почти десять, меня разбудил стук в дверь.

Открыв ее, я чуть не упал: на пороге стоял первый помощник капитана. Грешным делом, я решил, что начались разборки вчерашних «чайниковых полетов», но комиссар сказал:

— Слава Богу, капитан додумался перейти в новый район промысла, где рыбы больше и экипаж немного отдохнет! Мы на самом деле куда-то резво бежали, хотя еще ночью никто про переход и не помышлял.

— Душновато тут у тебя, — неожиданно сказал комиссар.

— Да, — согласился я, хотя в каюте было свежо, но, еще не соображая, к чему он клонит.

— Так может, заглянешь в мою каюту? — спросил он робко, что было на него совершенно не похоже.

— Можно, — ответил я. Он ушел, я оделся и понуро поплелся в каюту на верхнюю палубу. Мои невеселые мысли моментально оборвались – в комиссарской каюте, на мокром полотенце, как и положено, чтобы не елозился по столу во время качки, стоял большой фарфоровый чайник.

— Вот, — сказал комиссар, так уж случилось, позавчера взял свою порцию винца, славного, кисленького, нашего крымского и забыл... А утром обнаружил в холодильнике. Ну не выливать же?

Я согласился и понял, что жизнь задалась, и мы погрузились в долгую и счастливую беседу про далекую землю. И немножечко про то, что и на самом верху бывают легкие перегибы. Но, в целом, сошлись во мнении, что политика Партии правильная, ну когда-то же надо начинать бороться с пьянством в стране Беспробудного Пьянства. Ой, как надо!

А вино у первого помощника было тоже розовым, искрящимся, как бы святящимся и просто замечательным: чуть кисловатым, ароматным, несущим щедрость солнца и благодать крымской земли… А разливал комиссар его из замечательного, расписанного, фарфорового чайника из праздничного судового сервиза, в котором подают чай командному составу в кают-компании на самые большие праздники.

За прошедшие сутки я еще раз побывал в каюте капитана и отведал замечательного белого винца из эмалированного чайника, в котором подают чай в кают-компании. Дважды в каюте старшего механика, где мне посчастливилось отведать некоего отменного напитка для утоления тропической жажды красного цвета из алюминиевого чайника, в котором подают чай в столовой команды. И трижды в соседней каюте у боцмана, где попивали изумительный по вкусу тропический напиток из чайника, в котором когда-то подавали чай экипажу.

После этого на судне наступило трудовое затишье без всяких развлечений. А еще через день-другой все забыли о том, что когда-то на судне вообще обедали с вином.

Рейс заканчивался, и судно должно было сниматься с промысла, а я должен был переправиться на одесский траулер «Кировоград», как вдруг откуда-то из высоких береговых кабинетов пришла радиограмма, предписывающая нашему экипажу поделиться продовольствием с экипажем грузинского траулера. Ну, поделиться, так поделиться, нормальная практика, но в перечне, к нашему изумлению, значилось пять бочек сухого вина.

Естественно, это вызвало страшное возмущение экипажа. Все бегали, кричали, судачили, ругались... Одни негодовали искренне, другие с ехидством, но это же жуткая несправедливость! Нам нельзя, а им, потийским рыбакам, можно? Они, что там, - кучерявые, а мы лысые? Для нас это постановление ЦК КПСС – закон, а для них нет?

Морякам грузинского управления океанического рыболовства досталось даже за то, в чем они точно были не виноваты. Например, за то, что месяц назад, когда на юге Мавритании пошел кальмар, самый драгоценный для рыбаков улов, то как только туда явились грузинские рыбаки, как ножом обрезало.

В общем, возмущению не было предела. Больше всех возмущались капитан, первый помощник, старший механик и примкнувший к ним боцман.

Боцман высказывал мнение, что таким образом разлагается морское Азово-Черноморское братство. Старший механик почесал затылок и высказал предположение, что рыба таки гниет с головы, при этом глубокомысленно поднял палец вверх. Капитан хотел его поддержать, но, оглянувшись на первого помощника, в сердцах высоко поднял правую руку вверх и резко опустил вниз, как будто артиллерист сказал батареи: «Пли!» .

— А вы знаете, что они мне ответили по рации, когда я им напомнил, что есть соответствующее постановление ЦК? – спросил комиссар.

А потом помолчал, выдерживая паузу и с горечью произнес:

— Они меня уверяли, что на их судне, все как один согласны с Постановлением, но они вино пить не собираются, просто у капитана на следующей неделе день рождения и по горному обычаю, нужно замочить шашлык для всего экипажа и нас приглашает.

После этих слов капитан, чтобы прекратить дебаты, как-то неуверенно, тихим голосом приказал второму помощнику приготовить бочки к передаче на грузинский траулер.

Перед ужином ко мне заглянул боцман и, тяжело вздохнув, спросил:

— И что мы теперь будем делать?

Я рассмеялся и в шутку ляпнул:

— А вы скажите, что вино скисло!

— Так в том-то и дело, что оно действительно скисло! – совершенно искренне и очень грустно сказал боцман.

Еще минут через десять ко мне заглянул первый помощник:

— Старина, ты представляешь, во всех пяти бочках, а это ни много ни мало 250 литров, отменное крымское вино прокисло. Ужас! Я даже не поверил, только что с капитаном спускались в трюм. Проверяли. Пробовали. Чистый уксус. Скисло. Напрочь. Сейчас собираем судовую комиссию.

Я утвердительно кивнул:

— Понятное дело, жара, тропики.

Помолчали.

— Да, кстати, мы тебя тоже записали в судовую комиссию. Не возражаешь? Я кивнул.

Он вдруг оживился: — Нас перед ужином приглашает капитан, у него осталась последняя заначка, ты же сам знаешь, он сухое вино вообще не пьет. Желудок болит. Вот и осталось.

— Знаю, знаю, — поспешно поддакнул я, уже мысленно приобщаясь к вожделенной струйке замечательного, чуть терпковатого, пронзительно душистого вина, пахнущего солнцем и далекими горами родного Крыма, вырывающейся из носика эмалированного чайника, в котором по утрам в кают-компании подают чай.

Интересно, где же они столько уксуса взяли?

Фото предоставлено Леонидом Пилунским

Продолжение следует...