Морские рассказы Леонида Пилунского (3): Прохор, или Капитанский кот

Фото предоставлено Леонидом Пилунским

От редакции BSNews: Мы продолжаем публикацию цикла морских рассказов известного крымского журналиста, в биографии которого не только специфическая строка – «судомеханик рыбопромыслового объединения «Атлантика», но и героико-романтическая – «капитан подводного научного судна «Гидронавт». Итак,

Ленид ПИЛУНСКИЙ, Симферополь, специально для BSNews.

Фото траулеров типа «Тропик» – с форума airbase.ru

Это был капитанский кот. И прославился он тем, что у него все на свете документы были: и санитарная книжка, и отметки обо всех прививках и медицинских осмотрах, и даже был паспорт с фотографией.

И хотя он был совершенно обыкновенным, серым котом, но умища у него, как говаривали моряки, в редкие часы отдыха, судачащие на палубе, палата.

При наличии всех документов он мог в составе экипажа заходить в любой порт, выходить в море и возвращаться в родной порт, чего не скажешь про тех животных, кого берут в океан тайно, нелегально, спрятав от санитарных и пограничных властей.

Несмотря на всю свою обыкновенность, он был котом совершенно необыкновенным. Как это ни странно, но он вел дневной образ жизни и спал по ночам, а днем бродил по всему судну. Заглядывал даже в грохочущее и пышущее жаром машинное отделение. Но так, скорее для порядка, чем для удовлетворения своего кошачьего любопытства. Жил он на траулере давно, по крайней мере, никто из примерно ста человек экипажа не знал, кто его принес на судно и кто был его первым хозяином.

Но все дело в том, что он, Прохор, считался талисманом судна, его покровителем.

Траулер «Антарес» последние пять лет регулярно выполнял план, моряки зарабатывали весьма приличные деньги, и на нем не происходило совершенно никаких чрезвычайных происшествий: никто не болел, не тонул, не буянил, на мель не садился, в иностранных портах экипажу деньги выплачивали регулярно.

И все эти годы непременным и бессменным членом экипажа был кот Прохор. А значит, все эти замечательные качества судна были связаны с определенной приметой. Другой приметы, чем бы отличался «Антарес» от любого другого траулера типа «тропик», кроме кота, как точно определило суеверное морское братство, не было. Именно этот замечательный кот и был судовым ангелом-хранителем покоя и удачи.

Утром, задолго до побудки, кот выскальзывал из проделанного в вентиляционной решетке двери специального отверстия капитанской каюты и прямиком направлялся на ходовой мостик. По дороге он любовно, со знанием дела, оставлял на каждом повороте и перед каждым маршем многочисленных трапов ароматную метку-послание: «Я здесь уже был!».

На мостике он запрыгивал на гидролокатор, а это была хорошая примета, и приступал к утренним гигиеническим процедурам. Прохор, не прекращая умываться и тщательно вылизывать самые интимные части своей серой шкурки, время от времени зорко посматривая вперед, куда-то туда, в океанскую даль. Это обязательное занятие категорически запрещалось прерывать – у Прохора могло испортиться настроение. Да, он и поцарапать мог обидчика.

Заканчивал он утренние процедуры, в хорошем и добром здравии и тут же спускался на камбуз, где его ожидал обильный завтрак. К восьми утра, когда начиналась смена вахты, уже сытый, Прохор отправился на обход судна.

Экипаж страшно удивлялся, откуда у кота столько пахучей жидкости – он умудрялся обметить буквально все углы и трапы от трюма до пеленгаторной палубы.

Расписание судового матроса-уборщика было напрямую связно с котовым обходом судна. На вопрос боцмана или старпома, почему не убран тот или иной коридор или помещение, моряк молниеносно отвечал, что, мол, здесь Прохор еще не отметился. И начальство вынуждено было соглашаться.

К каждому подъему трала, когда громко и натужено начинали завывать траловые лебедки, Прохор непременно выходил на главную палубу. Он наблюдал весь процесс извлечения улова, вплоть до того, как заканчивали выливать улов из тралового кутка. На него не действовали ни окрики, ни ругань матросов-тральцов, когда бывало, что-то не получалось или не ладилось.

Кот находился на траловой палубе, вроде бы как, с инспекционной проверкой. Иногда он ловко цеплял большущими своими когтями маленькую и обязательно трепещущую рыбку и делал робкую попытку с ней поиграть. Видимо вспоминая свое детство, но никогда ничего из трала, с палубы не ел. У него ведь был свой обеденный стол, которым он дорожил и который уважал.

Прохор никогда не ел мышей, или, например, корабельных, жирнющих крыс. Давить – давил, ловить – ловил, но чтобы отведать – никогда.

Пойманного и задушенного грызуна он выносил на палубу и с громкими, хвастливыми криками брезгливо бросал, но так, чтобы его непременно кто-нибудь похвалил: погладил или даже взял на руки, но не надолго, на мгновенье, чтобы он почувствовал благодарность за проделанную работу.

На камбузе его обожали, для поваров, казалось нет главнее дегустатора – гурмана, чем Прохор. И он на самом деле понимал толк во вкусной еде. Ах, как он ел котлеты, это было настоящее искусство. Так едят завсегдатаи изысканных ресторанов, какого-нибудь «Максима» в Париже, на Елисейских полях.

На сверкающей от чистоты тарелке шеф-повар подносил ему котлетку за полчаса до обеда. Прохор долго и очень внимательно обнюхивал продукт, потом лизал в нескольких местах, потом некоторое время сидел, разглядывая то, что ему подали и только после этого не торопясь, со смаком и причмокиванием с достоинством и пониманием столичного щеголя, приступал к трапезе. И все это время, иногда и не только один командующий камбузом, стояли над котом полусогнувшись, дожидаясь результатов дегустации.

А уж если кто за обедом пытался обидеть поваров плохо приготовленными котлетами или борщом, то высунувшись в камбузную амбразуру дежурный повар обязательно парировал, что обидчик с ума сошел, как раз сегодня Прохор все съел, да еще и добавки попросил. И это было веским доводом для экипажа.

К новичкам он относился всегда подозрительно и не то, чтобы с опаской, а как к чужаку. И, несмотря на все ухищрения и предосторожности, он все-таки умудрялся пометить и новенького. После чего тот становился своим человеком.

Создавалось впечатление, что это не отдел кадров там на берегу набирает экипаж и даже не капитан за него отвечает, а именно он, судовой кот Прохор. Это было его судно, его территория и, естественно, его экипаж. Он был выше по званию чем капитан, он был Генеральным Директором рыбоморозильного траулера «Антарес».

Когда однажды Кот затосковал, стал плохо есть, иногда по полдня не выходить из каюты и, говорят все лежал и лежал и даже не выглядывал в иллюминатор, перестал, как говаривали моряки «патрулировать» коридоры и палубы, ловить мышей и даже есть самые любимые блюда. Капитан собрал консилиум во главе с судовым доктором и всех у кого дома на берегу жили любимые представители кошачьего рода-племени.

После долгих советов и тщательного осмотра, консилиум решил, что Прошечке нужна кошечка, подружка.

О том что на «Антаресе» прихворнул любимый кот, на фоне обострившейся тоски по женскому полу и о его меланхолии знал весь промысел, рыбаки со всех судов работающих в Центрально-Восточной Атлантике. Всем и Прохору тоже повезло. Через неделю на промысел прибыл транспортный рефрижератор из Калининграда и, как выяснилось, на его борту была сиамская кошечка. После долгих торгов пришлось уступить и Прохора повезли в гости к мурке, которую звали Маркизой.

Экспедицию возглавил второй штурман и доктор. Были приготовлены дары морей и океанов и все для того чтобы накрыть в океане поляну «за гостеприимство».

Прохор вернулся домой ровно через неделю с боевыми шрамами, кровоточащим ухом, подмаргивающим глазом, но и с чувством глубокого удовлетворения. После этого здоровье генерального директора восстановилось.

У этой истории очень грустный конец.

Во время сильного ветра, перед постановкой трала, это когда по главной палубе, а потом по слипу, соскальзывает в океанскую пучину огромная сеть, судовая прачка решила вывесить на верхней палубе камбузное белье. Ну, всякие там наколки, поварские курточку и, главное, и огромный фартук шеф-повара, судового кока, который сорвало ветром, и он упал прямо перед носом Прохора на «улетающий» в океанскую пучину трал. И кот, любимый Прохор, решил спасти дорогую вещь любимого кормильца. Он бросился за ней и вместе с тралом его утащило по слипу в воду. Никто ничего не смог сделать, кота, попавшего в кильватерную струю, затянуло на глубину.

А судьба «Антареса», хоть верьте, хоть не верьте, после этого пошла под откос.

Не проработав и месяц, заклинило главный двигатель, траулер отбуксировали в ближайший порт, но выяснилось, что и там сделать ничего нельзя, и он был отбуксирован в Севастополь, где, простояв несколько лет в бесконечном ремонте, был продан куда-то на Дальний Восток, где следы его и затерялись.

Говорят его пришлось переименовать, потому что он был ужасно невезучим судном: то ломалось, то горело, то посадили его горе-«магелланы» где-то у берегов Сахалина на мель. И никто не хотел работать на этом судне.

Но разве кто-нибудь поверит в эту историю, кроме сентиментальных и ужасно суеверных моряков. Однако, это чистая правда.

2002

Продолжение следует...