Непризнанные (частично признанные) государства на Кавказе после августа 2008, с сайта commons.wikimedia.org

Рейн МЮЛЛЕРСОН
эстонский и британский политолог, ректор Университета Норд (Таллин)

Жарким летом 1994 года я участвовал в миссии ООН на Кавказе. Нагорно-карабахская полемика между Арменией и Азербайджаном была в разгаре, постоянно поступали новости о взаимной вражде и ее жертвах. Я хотел получить беспристрастное представление о причинах конфликта в регионе и обратился за советом к своему гиду в Баку.

Это был человек с прекрасным образованием, и на следующий день он принес мне книгу Василия Величко, которая называлась «Кавказ. Русское дело и междуплеменные вопросы» (опубликована в 1904 г., переиздана в Баку в 1990 г.; английский перевод книги – “Kavkaz” – можно найти на вебсайте азербайджанского министерства национальной безопасности).

При описании некоторых племен, населявших горные районы, русский автор демонстрирует шокирующие (по нынешним меркам) предрассудки. На обложке издания 1990 года есть предупреждение, что в книге читатель найдет «безосновательные и неприятные утверждения об азербайджанцах». Открыв книгу, читатель обнаружит, что армяне там изображены тоже весьма нелицеприятно («даже более неприятны, чем евреи»).

Но об одной нации Василий Величко говорит с большей симпатией. В главе «Братья-грузины» подчеркиваются духовное и религиозное родство между русскими и грузинами – двумя православными народами, которые объединились «добровольно, безусловно и навсегда».

Это отсылка к тому, что процесс, начавшийся с Георгиевского трактата (1783), несколько больше напоминал ненасильственное объединение с Российской империей (или даже с Советским Союзом), чем остальные так называемые «добровольные присоединения». Конечно, у Грузии никогда не было настоящего выбора – на нее всегда влияли великие державы (Персия, Османская империя и Россия), которые ее окружали.

Тем не менее, в свете последующих периодов истории, то, что произошло позднее между Грузией и Россией, вызывает недоумение. Если бы несколько лет назад кто-нибудь спросил меня, между какими соседними республиками бывшего СССР менее всего вероятен вооруженный конфликт, я бы первым делом назвал эти две.

Но это произошло и, к их обоюдному недовольству, продолжается. Враждебность возрастала с середины 2000-х гг. и в итоге вылилась в августовскую войну 2008 г. Это наглядный пример того, как быстро могут разрушиться связи между двумя государствами и как трудно бывает восстановить доверие и добрососедские отношения.

Истоки войны

Карта грузино-абхазского конфликта, июль-октябрь 1993, с сайта commons.wikimedia.org

Августовская перестрелка назревала долго. О причинах этой катастрофы мнения зачастую совпадают:

в их числе и высокомерный, безрассудный и преступный ответ постсоветского грузинского президента Звиада Гамсахурдии на призывы к самоопределению среди меньшинств государства (в первую очередь, среди абхазов и осетин); и корыстные цели некоторых лидеров этих меньшинств; и эгоистичное и некомпетентное вмешательство России; и полная неадекватность руководства каждой из сторон.

Враждебность в отношениях между Грузией и Россией усугубилась после «Революции роз» в Тбилиси в 2003 года. К 2007-2008 годам в авторитетных СМИ появились сообщения, в которых угадывается предчувствие войны – не в последнюю очередь, здесь следует отметить openDemocracy. Наконец, решающую роль в переходе от враждебности к вооруженному конфликту сыграли нетерпение и опрометчивость грузинского президента Михаила Саакашвили.

Саакашвили рвался «восстановить конституционный порядок» на «отколовшихся территориях» Абхазии и Южной Осетии, используя «все необходимые средства»; он также неразборчиво поддерживал региональную политику, которой придерживалась администрация Джорджа Буша-младшего (представлявшая Россию всего лишь частью окружения); в результате, в ночь с 7 на 8 августа 2008 г. он распорядился подвергнуть обстрелу столицу Южной Осетии Цхинвали.

Для российской стороны это было настоящим подарком, так как ей нужен был предлог, чтобы наказать своего старого врага. Итогом стала отвратительная короткая война, в которой все участники нарушали международные законы, особенно относящиеся к международному гуманитарному праву.

Вначале западные лидеры и общественность автоматически возложили всю ответственность за конфликт на Россию. Но ряд авторитетных ресурсов занял иную позицию. Осенью 2008 г. Spiegel опубликовал статью, в которой говорилось: «Кое-что служащие брюссельской штаб-квартиры НАТО уже понимали: они считали, что конфликт начала Грузия и что ее действия были не столько самозащитой или реакцией на российскую провокацию, сколько расчетом. В сущности, руководство НАТО полагало, что Грузия подстроила атаку на Южную Осетию для того, чтобы конфликт стал уже совершившимся фактом, и грузины спокойно относились к перестрелкам, которые велись незадолго до войны, считая их не слишком важными событиями. С еще большей ясностью, оглядываясь назад, руководство НАТО понимало, что эти перестрелки ни в коей мере не могут служить оправданием тому, что Грузия готовилась к войне».

Совет Евросоюза учредил международную комиссию по расследованию обстоятельств конфликта в Грузии, и 30 сентября 2009 г. комиссия опубликовала отчет, который содержал то же заключение: «Открытые боевые действия начались с крупномасштабной грузинской военной операции против города Цхинвали и его окрестностей в ночь с 7 на 8 августа 2008 года».

В ходе войны обе стороны допускали непростительные нарушения. В результате к общей политической нестабильности прибавились страдания из-за войны, и всё это значительно усложняет задачи политиков и миротворцев.

Надежда на перезагрузку

Карта грузино-абхазского конфликта, октябрь-декабрь 1993, с сайта commons.wikimedia.org

Ситуацию, которая сложилась сразу после войны, Россия сочла победой и 25 августа 2008 года сделала роковой шаг – признала Южную Осетию и Абхазию независимыми государствами.

На это отчасти повлияло решение, принятое США и ведущими европейскими странами, признать самопровозглашенную независимость Косово от Сербии. Но решение Москвы, во-первых, противоречило международному праву, а во-вторых, как я тогда еще написал, было политически недальновидным и контрпродуктивным («Мир после российско-грузинской войны»).

С другой стороны, даже противозаконное признание трудно аннулировать (как трудно вернуть зубную пасту в тюбик, после того как ее уже выдавили); и практически невозможно принудить того, кто уже приобщился к плодам независимости (пусть горьким и скудным), вернуться вновь к своим прежним хозяевам.

22 июля 2010 года Международный суд обнародовал «консультативное заключение», которое гласило, что косовское провозглашение независимости «не нарушило общего международного законодательства»; с формальной точки зрения, это заключение корректно, утешительно по содержанию, но в то же время чревато взрывоопасными последствиями. Получается, что даже если бы я захотел провозгласить свой таллинский дом с небольшим земельным участком независимым от Эстонии, я бы не нарушил общее международное законодательство. Тем не менее, если бы соседнее государство признало мою своеобразную независимость, оно бы, конечно, нарушило общее международное законодательство, потому что это было бы вмешательством во внутренние дела моей страны.

Международному суду следовало бы переформулировать проблему и правила, определяющие поведение третьих сторон в случае провозглашения независимости, а не искать способы легитимизировать косовскую декларацию (потому что всем уже понятно, что международное законодательство не имеет отношения к вопросам отделения территорий). Однако такие мелочи мало интересуют население потенциально независимых территорий – например, Нагорного Карабаха, – где мнение Международного суда воспринимается как многообещающий прецедент.

Что касается Абхазии и Южной Осетии, перспективы их будущего статуса по итогам августовской войны 2008 года некоторые авторы тщательно анализировали (см. Дональд Рейфилд, «Грузия два года спустя: будущее за пределами войны»; Нил Ашерсон, «Абхазия и Кавказ: выбор Запада»; Александр Рондели, «Грузия: политическая перспектива»; Джордж Хьюитт, «Абхазия: два года независимости»).

Само разнообразие точек зрения говорит о том, что едва ли возможно в краткосрочной или даже среднесрочной перспективе найти такой выход из ситуации, сложившейся вокруг отколовшихся грузинских территорий, который бы понравился всем вовлеченным в нее сторонам.

Для этого необходимы существенные изменения не только на Кавказе, но и в общей картине международных отношений (см. Иван Крастев, «Россия и война в Грузии: великодержавная ловушка»).

Многое здесь зависит от развития отношений между Россией и ее ключевыми партнерами: Соединенными Штатами, Евросоюзом и НАТО. Очевидно, что всеобъемлющее решение (если такое вообще можно себе представить) возможно только по согласованию с Россией и уж никак не вопреки ее интересам.

В статье, опубликованной в августе 2008 г., я высказал предположение, что война, которая в тот момент только завершилась, была не столько между Грузией и Россией, сколько между Россией и Западом (показательно, что именно так позднее представил вещи и президент Саакашвили).

Если учесть более широкий контекст, это действительно была война-посредник, в которой и грузины, и осетины были лишь пешками в геополитическом соперничестве.

Стивен Коэн (Stephen F. Cohen), один из наиболее язвительных американских экспертов, занимающихся Россией, написал: «Я думаю, мы получили предзнаменование – так называемую «российско-грузинскую» войну в августе 2008 г. Она называется «российско-грузинской», но она была также войной-посредником между Америкой и Россией. Это Вашингтон сформировал режим Саакашвили в Грузии и продолжает его поддерживать. Это Вашингтон создал там вооруженные силы и посылал туда американских военных специалистов» (см. “US-Russian Relations in an Age of American Triumphalism: An Interview with Stephen F. Cohen” («Американско-российские отношения в эпоху американского триумфализма. Интервью со Стивеном Коэном»), Journal of International Affairs, 63/2, Spring-Summer 2010).

В этом контексте положительным изменением представляется «перезагрузка» отношений между Вашингтоном и Москвой, организованная при президентах Бараке Обаме и Дмитрии Медведеве в 2009-2010 гг.

Но помимо хороших двусторонних отношений и благоразумных решений (например, о сокращении вооружений), необходимы более радикальные идеи, которые бы отражали нынешнее положение дел.

Соотношение сил на международной арене меняется; есть риск распространения оружия массового поражения; проблема терроризма и других форм международной преступности еще не решена; то же касается экологических и демографических проблем. Всё это требует смелых и творческих ответов.

Чем хороша смелость

Карта августовской войны 2008 года, с сайта commons.wikimedia.org

Один из таких смелых вариантов до сих пор многим представляется немыслимым: это идея о том, что Россия сама должна вступить в НАТО.

Такая мысль вызывает рефлекторное отторжение у многих небольших соседей России – это в равной мере связано и с исторической памятью, и с нынешними трудностями. Но у такой перспективы есть свои потенциальные преимущества, а отказ от такого пути чреват некоторыми рисками. Чарльз Капчан (Charles Kupchan) утверждает, что «если исключить Россию из евроатлантической жизни», от этого может пострадать НАТО; и что во включении России в НАТО заинтересованы ее ближайшие соседи; правда их руководителям «предстоит нелегкая работа по снижению уровня русофобии, которая всё еще остается важным двигателем политики в регионе».

В этом смысле хорошим знаком можно считать оттепель в польско-российских отношениях в результате «второй Катыни» – авиакатастрофы, произошедшей 10 апреля 2010 г., когда погиб президент Польши и многие представители государственной элиты. В обращении к российским послам 16 июля 2010 г. президент Медведев упомянул «совместную работу по преодолению трудного и общего исторического наследия в отношениях с Польшей»; это дает повод предположить, что после катастрофы тенденция к примирению может укрепиться.

Если бы Россия вступила в НАТО, ее внутренняя политика могла бы измениться к лучшему, и это оказало бы благотворное воздействие на стратегию Кремля в отношении Запада и непосредственных соседей России,

в том числе Грузии, которая сама хотела вступить в НАТО, и это стало одним из факторов, повысивших вероятность войны. Но для Грузии же было бы лучше, чтобы гарантом ее безопасности стала такая Россия, которая находится в тесном сотрудничестве с Западом, а не такая, которая с подозрением наблюдает за происходящим со стороны.

Но даже если в долгосрочной перспективе эту идею удастся претворить в жизнь, это не значит, что отколовшиеся (или проигранные) грузинские территории автоматически восстановятся в составе грузинского государства.

У Абхазии и Южной Осетии есть свои интересы и цели, ради которых они хотят полного отделения от Грузии; возможно, эти интересы окажутся сильнее, чем международные старания. Но может быть, если изменится ситуация на международном и региональном уровне, статус как таковой уже не будет играть для этих территорий такую решающую роль, как сейчас. Как бы то ни было, при творческом подходе можно добиться таких изменений на международном уровне, благодаря которым появятся варианты выхода из этой трудной и спорной ситуации.

У Василия Величко, который опубликовал свою книгу в 1904 г., есть последователи и в нынешнем столетии; пусть они выражаются осторожнее, но они тоже используют (не без злоупотреблений) историю в политических целях.

Если история слишком часто становится либо служанкой, либо хозяйкой, а не наставницей, открывается простор для политических обид и обвинительных дискурсов; в СМИ начинают преобладать стереотипы, а руководство начинает играть на страхах (как в романе Филиппа Пулмана «Хороший человек Иисус и негодяй Христос» – The Good Man Jesus and The Scoundrel Christ ).

Кавказ – это одно из тех мест, где прошлым слишком часто пользуются, причем избирательно – чтобы оправдать поведение и интересы политических элит, распоряжающихся прошлым так, что оно заслоняет будущее. Народы этого региона и всех стран, больших и малых, заслуживают лучшей доли.

Рейн Мюллерсон (Rein Mullerson) в мае 2009 был избран ректором таллиннского Университета Норд (Tallinn University Nord). Преподавал и был заведующим кафедрой международного права в Лондонском Королевском колледже (1994- 2009 гг.), членом Комитета ООН по правам человека (1988-1992 гг.), приглашенным профессором в Лондонской школе экономики и политических наук (London School of Economics and Political Science) в статусе centennial professor (1992-1994 гг.), первым заместителем министра иностранных дел Эстонии (1991-1992 гг.).

Автор восьми книг по международному праву и политике и более чем 200 статей и обзоров. В число его книг входят «Дипломатия прав человека» (Human Rights Diplomacy, Routledge, 1996) и «Центральная Азия: шахматная доска и игрок в новой Великой Игре» (Central Asia: A Chessboard and Player in the New Great Game, Kegan Paul, 2007).

Его последняя работа «Продвижение демократии: институты, международное право и политика» (Democracy Promotion: Institutions, International Law and Politics, Nova Publishers, 2009) основывается на ряде эссе из сборника Гаагской академии “Recueil des cours”.

Фото с сайта uuseesti.ee

http://www.polit.ru/institutes/2010/09/15/august.html