Турбулентная Евразия (2). Предпосылки межэтнических конфликтов в СССР

Карта национальностей СССР к 1941 году

Сергей МАРКЕДОНОВ – кандидат исторических наук, в апреле 2001 – октябре 2009 гг. – заведующий отделом и заместитель директора Института политического и военного анализа, доцент Российского государственного гуманитарного университета, эксперт Совета Европы и Федерального собрания РФ.

Продолжение, начало здесь

Часть I. Предпосылки межэтнических конфликтов в СССР

Союз Советских Социалистических Республик (СССР, Союз ССР, Советский Союз) – государство, существовавшее в 1922-1991 гг., был самой крупной по площади страной мира на территориях, которые ранее занимала Российская империя (без Польши, Финляндии и некоторых других земель).

Согласно последней Конституции СССР 1977 г. (всего их было принято три – в 1924, 1936 и 1977 гг.), это государство провозглашалось как «единое союзное многонациональное и социалистическое». После Второй мировой войны Советский Союз имел сухопутные границы с Норвегией, Финляндией, Польшей, Чехословакией, Венгрией и Румынией на западе, с Турцией, Ираном и Афганистаном на юге, с Китаем, Монголией и Японией (после раздела Кореи – с КНДР) на юго-востоке.

Возникновение Советского Союза стало результатом распада Российской империи в ходе двух революций (февральской и октябрьской 1917 г.), а также реализации большевистского социально-экономического и политического эксперимента.

Большевики (радикальная часть российской социал-демократии), пришедшие к власти в России в октябре 1917 г., провозгласили одним из главных своих принципов право наций на самоопределение «вплоть до отделения и образования самостоятельных государств».

Именно это обеспечило им поддержку (во многих случаях ситуативную) лидеров этнонациональных движений, существовавших в различных частях Российской империи, в борьбе с политическими оппонентами, прежде всего Белым движением. По словам видного теоретика Белого движения генерала Николая Головина, главной «положительной идеей» его сторонников было «спасение» разрушавшейся государственности и армии (то есть главных имперских символов и атрибутов) (5).

В некоторых ситуациях национальные государства, возникшие в результате распада имперского здания, рассматривали большевистское правительство как наименьшее зло в противостоянии с Белым движением (случай Грузинской Демократической Республики в 1918-1921 гг.) или внешним врагом (случай с Арменией в 1918-1920 гг.). Однако, разгромив белые армии и укрепившись у власти, большевики начали устанавливать свой политический контроль над бывшими окраинами бывшей империи под лозунгами «мировой социалистической революции».

В итоге, 30 декабря 1922 г. объединение нескольких советских республик (Российской, Украинской, Белорусской и Закавказской Федерации, включавшей в себя Армению, Азербайджан и Грузию) положило начало новому государству – Союзу ССР. За почти семь десятилетий своего существования Союз состоял из разного количества субъектов (от 4 до 16). Менялось также количество автономных образований, входивших в состав национальных республик – главных субъектов СССР. В составе национальных республик различались автономные республики (АССР), автономные области и округа (АО). Политическая география нового образования в значительной степени воспроизводила конфигурацию Российской империи. Некоторые части бывшей империи («Русская Польша», Финляндия) оказались вне состава Советского Союза, в то время как Буковина, Закарпатье, Галичина, часть Восточной Пруссии не входили в состав дореволюционной России. Данная политико-географическая «преемственность» стала основой для выстраивания исторического континуума между Российской империей и Советским Союзом.

Сегодня большое количество исследователей начинают историю российского имперского проекта не с того момента, когда Россия стала называться так официально (то есть 22 октября /2 ноября 1721 г.), а после завоевания Московским государством Казанского и Астраханского ханств в середине XVI в.

Это был первый серьезный опыт инкорпорирования в состав Московского государства большой территории, компактно заселенной нерусскими народами. Таким образом, Русь, вобрав в себя иноэтничные политические сообщества, начала трансформироваться в Россию (6). Покорив Казань, Астрахань, а в конце того же века и Сибирское ханство, московский царь унаследовал «часть престижа монгольских ханов».

Как показывает американский исследователь Майкл Ходарковский, заключая договор с русским царем, кабардинские князья или шемхал Тарковский верили в то, что они вступают в союз с равным себе, в то время как русская сторона неизменно трактовала соглашения как подчинение младших правителей московскому суверену.

После присоединения левобережной Украины (1654 г.) имперские претензии получили дополнительную поддержку, поскольку монарх был провозглашен «царем всея Великия, Малыя и Белыя Руси». В конце XVII в. было введено понятие «Великое Российское царство». И, наконец, Петр Великий в 1721 г. официально принял титул императора. До февраля 1917 г. Российская империя присоединила к себе территории Прибалтики, части правобережной Украины и Польши, Крымского полуострова и Кубани, Белоруссии, Кавказа, Бессарабии, Финляндии, Средней Азии и Казахстана. К 1914 г. (накануне Первой мировой войны) Российская империя состояла из 81 губерний и 20 областей. Согласно Первой (и единственной) переписи населения 1897 г., в Российской империи проживали 128,2 млн. человек, из которых великороссы (русские) составляли только 43,4%. В имперском государстве проживали около 100 народов, не считая небольших этнических групп (7).

Российское имперское государство использовало в своей практике как дискриминационные, так и национализирующие элементы политики.

Империя успешно интегрировала центральные регионы страны (даже с иноэтничным населением), но в то же время сохраняла партикуляризм на Кавказе (военно-народная система управления), в Средней Азии (сохранение структуры власти и управления Бухарского эмирата и Хивинского ханства), Финляндии (Великое княжество Финляндское).

Империя также поддерживала разделение (и противопоставление) русских подданных и нерусских. Положение многих этнических групп определялось статусом «инородцев» и регламентировалось специальными законами. Под законы об «инородцах» попадали калмыки, кочевники, самоеды и другие народы Сибири, киргизы, евреи.

Предпринимались также и попытки русификации отдельных групп населения (особенно это касалось Украины, Польши, финно-угорских народов). В то же самое время до самого распада Российской империи немецкое население, проживавшее в Поволжье (среди русского большинства) или в Прибалтике, сохранило свой язык.

С одной стороны, господствующей церковью империи была православная, а триада «православие-самодержавие-народность», начиная со второй четверти XIX столетия, считалась официальной доктриной Российского государства. С другой же стороны, были разрешены католические, протестантские, армянские, мусульманские, еврейские школы и неправославное образование на нерусских языках. В 1870-х гг. была даже разрешена миссионерская деятельность по распространению православия среди инородцев на местных языках.

Трудно недооценить роль имперского государства в процессе модернизации окраин (создание индустриальных предприятий, железных дорог, портовой инфраструктуры), а также их европеизации.

Осуществляя присоединение тех или иных территорий, Российская империя прекращала внутренние конфликты в них, водворяя определенный правопорядок (и просто социальный порядок). В этом плане показательны слова известного в Дагестане мыслителя Магомеда Хандиева (сказаны в 1869 г., через 10 лет после капитуляции имама Дагестана и Чечни Шамиля):

«Если в прежние годы многие из нас находили возможным грабить соседей, то теперь, наоборот, мы осознали, что это ремесло сделалось уже невозможным, и большинство из нас свыкается с этим убеждением. Не думаю, чтобы в настоящее время, по крайней мере, у нас в Дагестане, случаи грабежа повторялись чаще, чем, например, в Московской губернии. Мы, горцы Дагестана, в большинстве своем не питаем никакой ненависти к русским за то, что они отняли у нас возможность грабить и убивать. В другом они нас не притеснили. Чего мы не вытерпели при Шамиле! Мы меньше потеряли от русской картечи, чем от хищничества мюридов! Настоящее время нам представляется в виде пробуждения от страшного сна, в виде излечения от тяжкой болезни» (8).

В то же самое время нельзя не увидеть, что имперский проект по модернизации был оплачен высокой социально-политической ценой (разрушением среды традиционного обитания, хозяйственного уклада тех или иных этнических сообществ).

Российский царизм не смог создать единую полиэтничную российскую политическую нацию в пределах империи или хотя бы в пределах русского населения. Последняя задача объективно тормозилась из-за сословных перегородок (население империи делилось на 5 сословий, отдельным сословием было казачество).

Не выдержав испытание Первой мировой войной, монархия потеряла все ресурсы легитимности и прекратила свое существование. За ее крушением последовала Октябрьская революция, гражданская война и распад имперского государства.

Несмотря на серьезные идеологические расхождения и даже идейно-политический антагонизм, существовавший между двумя государствами (монархическая и коммунистическая идеологии), различные экономические модели,

Российская империя и СССР по многим признакам были типологически близки.

Если понимать под империей «сложносоставное государство, в котором метрополия некоторым образом отличается от периферии, а отношения между ними замышляются или воспринимаются в метрополии или периферии как оправданное или неоправданное неравенство, субординация и/или эксплуатация», то Советский Союз может быть отнесен к имперским образованиям.

И Российская империя, и СССР были полиэтничными и многоконфессиональными государствами. Оба играли важную роль в глобальных геополитических процессах. Они включали в себя территории с разной степенью интеграции в общероссийский (общесоветский) социум. У многих регионов в прошлом была своя государственность, письменность, непохожие на другие регионы обычаи, традиции, экономический уклад, система социальных отношений. Все это, с одной стороны, требовало определенного упорядочивания и гомогенизации, но, с другой – создавало предпосылки для конфликтов и спорных ситуаций, поскольку любое приведение изначального разнообразия к общему знаменателю вызывало ответную реакцию в виде националистических течений, сепаратизма, этнического и регионального партикуляризма.

Ни Российская империя, ни Советский Союз не были этническими «русскими империями», в которых метрополия полностью бы отождествлялась с русским этносом.

Институт власти – дворянство во времена империи и коммунистическая номенклатура во времена СССР – был полиэтничным (хотя и с некоторым численным преобладанием русских), в имперской манере он управлял как русскими, так и нерусскими территориями. Несмотря на отрицание собственной имперской природы и использование антиимпериалистических лозунгов в политической риторике, Советский Союз представлял собой попытку построения и управления огромным полиэтничным государством в эпоху национальных государств.

Известный исследователь советской национальной политики Терри Мартин определил СССР как «империю позитивного действия» («affirmative action empire») (9).

По мнению этого историка, сутью советской национальной политики было противоречие между поддержкой нациестроительства, с одной стороны, и необходимостью централизации – с другой. С одной стороны, на протяжении 1922-1991 гг. советская власть всячески поощряла этнический партикуляризм и «коренизацию» (то есть создание управленческих кадров из представителей различных местных этнических групп). Но с другой – широко использовала практику репрессий по отношению к национальной интеллигенции и депортацию целых этнических групп на основе «коллективной ответственности» (депортации народов Северного Кавказа в 1943-1944 гг.).

В советский период весь комплекс управленческой деятельности и пропаганды в этнической сфере именовался «ленинская национальная политика» (до XX съезда КПСС – «ленинско-сталинская»). Теоретический подход, разработанный большевиками в предреволюционные и первые послереволюционные годы, во многом определил характер внутренней политики советского государства на все последующие годы.

Первоначально в среде российских социал-демократов так называемый «национальный вопрос» считался второстепенным и сводился к лозунгу о праве наций на самоопределение.

Лишь в 1912 г. лидер большевиков Владимир Ульянов (Ленин) начинает уделять проблеме значительное внимание. В России к тому времени активное развитие получили этнонациональные движения, происходили общественные дебаты по «национальному вопросу». Для самой Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП) обнаружилась опасность партийного дробления на национальные группировки, подобно тому, как это происходило с социал-демократическими организациями Западной Европы.

В начале XX в. российские большевики заимствуют из трудов австрийских марксистов определение «нации». Впоследствии определение главного теоретика партии большевиков по «национальному вопросу» Иосифа Сталина (нация – это «исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры») вошло во все советские учебники по гуманитарным дисциплинам. А после десталинизации 1956 г. – уже без указания авторства (10). При этом «нацией» считалась только такая этнокультурная группа, которая обладает всеми перечисленными выше признаками одновременно.

Однако размышления Сталина и его последователей не были отвлеченными академическими дискуссиями. Их выводы и представления стали основой нациестроительства в СССР. При таком подходе Союз ССР рассматривался как государство, главными субъектами которого выступают социалистические нации.

Фактически же советское государство институционализировало этнические группы в качестве главного субъекта политики и государственного права. Не права отдельного человека, а права наций рассматривались в качестве приоритетных. Советское государство, таким образом, закрепляло этнические различия на территориальной основе.

Отказ от индивидуальных прав в пользу коллективных создавал, таким образом, предпосылки для формирования этнонациональных движений за самоопределение будущих независимых государств и вызревания конфликтных очагов.

Основу для конфликтных очагов создавала и практика частых административно-территориальных преобразований, совершавшихся сверху без учета фактора общественного мнения.

Так, в 1923 г. в состав Азербайджана был включен армянонаселенный Нагорный Карабах, в 1931 г. в состав Грузинской ССР была включена Абхазия. По справедливому замечанию американского этнолога Юрия Слезкина, «СССР создавался националистами и был разрушен националистами». В 1924 г. известный литовский большевик Юозас Варейкис сформулировал удачную метафору, назвав Советский Союз «коммунальной квартирой», каждая комната которой была выделена под отдельную республику (11).

В 1920-е – начале 1930-х гг. советская власть проводила политику «коренизации», то есть проведение политики кадровых преференций (образование, информационная политика, кадровые вопросы) по отношению к этническим меньшинствам.

Как говорил Иосиф Сталин на ХП Съезде РКП (б), «коренизация» была необходима, «чтобы Советская власть стала и для инонационального крестьянства родной, необходимо, чтобы она была понятна для него, чтобы она функционировала на родном языке, чтобы школы и органы власти строились из людей местных, знающих язык, обычаи, быт нерусских национальностей» (12).

По мнению немецкого специалиста Герхарда Симона, такая политика была нацелена на предотвращение автономистских и сепаратистских тенденций, была попыткой привлечь этнические меньшинства в процесс коммунистического государственного строительства (13).

В результате такой политики на Украине к 1930 г. осталось только три большие русскоязычные газеты, а в Одессе к концу 1920-х гг. были украинизированы все школы (притом, что численность учащихся украинцев составляла здесь всего 1/3 от общего количества). Следует добавить также, что политика «украинизации» проводилась и за пределами Украинской ССР (на Кубани, в частности).

В Ленинграде в начале 1930-х гг. издавались газеты на 40 языках, включая китайский, велось радиовещание на финском языке (хотя на территории Ленинградской области проживали тогда всего 130 тыс. финнов) (14).

На Северном Кавказе «коренизация» также затронула русское население, прежде всего казаков, которые в значительном количестве за свою «контрреволюционность» выселялись из равнинных станиц, заселявшихся чеченцами, ингушами, народами Дагестана.

По словам видного советолога (чеченского происхождения) Абдурахмана Авторханова, в 1920-е гг. «во главе горцев стояла тогда та часть горской радикальной интеллигенции, которая с первых же дней русской революции поддерживала большевиков из-за большевистского основного лозунга: «Право народов на самоопределение вплоть до государственного отделения».

Во время гражданской войны она, разумеется, предпочла интернационалиста Ленина великодержавнику Деникину. Но требования в «национальном вопросе» у горской радикальной коммунистической интеллигенции были весьма скромные: они хотели полную внутреннюю автономию для Северного Кавказа в виде Горской советской республики в составе РСФСР. Будущие члены Политбюро С. Орджоникидзе и С. Киров находились тогда среди горцев и поддерживали требование горских коммунистов.

Когда кончилась гражданская война, это желание и было выполнено. Естественно, что во главе горцев оказалась тогда именно эта радикальная горская коммунистическая интеллигенция. В Дагестане – Самурский, Коркмасов, Далгат, Мамедбеков, Тахо-Годи; в Чечне – Эльдарханов, Курбанов, Токаев, Ошаев, Арсанукаев; в Ингушетии – И. Мальсагов, Зязиков, Альбагачиев, Гойгов; в Северной Осетии – Такоев, Мамсуров, Бутаев, Рамонов; в Кабардино-Балкарии – Энеев, Катханов, Калмыков; в Карачае – Курджиев; в Черкессии – Хакурати. Период владычества этих «падишахов» (термин Авторханова. – СМ.) является периодом максимального политического мира, межнациональной гармонии, популярности среди горцев самой Советской власти» (15).

Однако с началом 1930-х гг. мероприятия по «коренизации» были свернуты. В процессе форсированной индустриализации и коллективизации были уничтожены элементы всех (включая и русскую) крестьянских культур.

Репрессиям были подвергнуты руководящие административные верхушки национальных и автономных республик, представители национальной интеллигенции. В это время «национальный вопрос» по степени приоритетности уступил место проблемам безопасности и форсированной модернизации. Накануне Второй мировой войны идеология «окруженной крепости» оказалась востребована коммунистической властью, а потому «советский патриотизм» вышел на первый план. Тем не менее, некоторые элементы «коренизации» применялись (в частности, украинизация на территориях Западной Украины в 1939-1941 гг., где значительный процент составляли поляки).

Подготовка к возможной войне с Германией и Японией (а позднее, и сама война) спровоцировали репрессивные меры по отношению к «подозрительным» этническим группам. Здесь следует сказать об обратной стороне «коллективной ответственности».

С одной стороны, целые группы (а не отдельные личности) наделялись правами и даже территориальной собственностью, а с другой – попадали под понятие «коллективной ответственности», при которой не отдельный гражданин, а вся этническая общность могла быть обвинена в измене Родине со всеми вытекающими последствиями.

В 1930-е гг. из пограничных зон Советского Союза были выселены представители тех этнических общностей, у которых имелись «свои» иностранные государства (немцы, поляки, румыны, латыши), либо ареалы проживания вне пределов СССР (корейцы, у которых на момент их депортации в 1937 г. не было своей государственности). Великая Отечественная война актуализировала депортации как метод обеспечения внутриполитической стабильности. В период Второй мировой воины такие методы применял не только тоталитарный Советский Союз, но и демократические государства США, Великобритания, Франция (до ее оккупации в 1940 г.). Это, однако, не оправдывает сталинский режим.

28 августа 1941 г. национальная автономия поволжских немцев была ликвидирована, а они сами депортированы в Сибирь и Казахстан. В 1943-1944 гг. были депортированы: калмыки, чеченцы, ингуши, карачаевцы, балкарцы, турки-месхетинцы, понтийские греки (хотя немецкая оккупация не имела места в Грузии, где проживали месхетинские турки). В то же время, не следует сбрасывать со счетов тот факт, что война (и ослабление советского режима) способствовала росту автономистских и сепаратистских настроений. Некоторые лидеры этнонациональных движений считали для себя возможным сотрудничать с немецкой оккупационной властью, а некоторые предпочитали вести «войну на два фронта» (16).

После 1945 г. движение сопротивления советской власти продолжалось на Украине (отряды Украинской Повстанческой армии – УПА), в Прибалтике («лестные братья»), в меньшей степени в Белоруссии и Молдавии. Их протест был, во-первых, направлен против инонациональной власти, а во-вторых, против политики коллективизации и ликвидации институтов частной собственности. Это протестное движение сопровождалось эксцессами с двух сторон.

Бойцы УПА проводили активный террор и этнические чистки против польского, еврейского населения. Террористические методы, диверсии (затрагивающие и гражданское население) практиковали и «лесные братья» в Прибалтике. В то же время всплеск национальных движений вызвал и новую волну репрессий. Она «накрыла» не только участников националистического подполья, но и ни в чем не повинных представителей различных народов. В начале-середине 1950-х гг. активное вооруженное сопротивление было сломлено. Вместе с тем наряду с репрессиями советское государство продолжало в той или иной форме поощрять нациестроительство. Так, среди 50 стран-основателей ООН наряду с СССР были Украинская и Белорусская ССР.

Смерть Сталина в 1953 г. практически сразу же привела к повышению статуса союзных республик. Сначала ближайший сталинский соратник Лаврентий Берия заложил этнический принцип в практику назначения первых секретарей республиканских ЦК Компартий и других высокопоставленных чиновников. Затем после отстранения Берии Никита Хрущев (первый секретарь ЦК КПСС) увеличил представительство нерусских групп (прежде всего, украинцев) на общесоюзном уровне власти. Политика десталинизации также вызвала к жизни оживление этнонациональных движений. Самым массовым из них в 50-х – начале 60-х гг. стала борьба народов, подвергшихся в военные годы депортации, за возвращение на историческую родину. Начался процесс реабилитации депортированных народов и их возвращение на родину. В 1956-1957 гг. были приняты решения о восстановлении большинства ликвидированных национальных автономий. Всего к 1964 г. на Северный Кавказ вернулись 524 тыс. чеченцев и ингушей, многие тысячи карачаевцев, балкарцев.

Однако представители не всех этнических общностей смогли реализовать свое право на возвращение на Родину. Этого были лишены крымские татары, турки-месхетинцы. Не была также восстановлена автономия немцев Поволжья (17).

Осуществлявшееся после XX съезда КПСС расширение прав и полномочий союзных и автономных республик во многих вопросах экономики и культуры, «коренизация» их руководящих кадров вскоре привели к тому, что правящая номенклатура на местах оказалась представлена лишь коренными жителями. Вместе с тем коренные народы в ряде союзных и автономных республик зачастую являлись меньшинством населения. Так, численность башкир в Башкирской АССР составляла 23%, бурят в Бурятской АССР – 20%, а карелов в Карельской АССР – лишь 11%. Получив значительную власть и самостоятельность, представители национальной элиты на словах продолжали заверять в своей преданности Центр. На деле же они проводили все более самостоятельную экономическую и социальную политику, учитывавшую, в первую очередь, интересы коренного населения. Это стало особенно ощутимо после введения совнархозов и упразднения союзных отраслевых министерств.

Центральные власти с тревогой наблюдали за этими новыми для них процессами в республиках и, как могли, препятствовали им. Не имея теперь возможности для проведения массовых репрессий, они взяли курс на более широкое распространение русского языка как средства межнационального общения. На этой основе в будущем предполагалось достичь национального единства страны. В новой партийной программе была поставлена задача: в ходе строительства коммунизма добиться «полного единства наций СССР», а советский народ был назван «новой исторической общностью людей различных национальностей».

Но установка на русификацию системы образования привела к сокращению числа национальных школ в автономных республиках Поволжья, в Белоруссии, Молдавии, республиках Прибалтики. Это, в свою очередь, порождало новые узлы противоречий в отношениях между Центром и республиками.

Эпоха Леонида Брежнева (1964-1982 гг.), с одной стороны, была наиболее стабильной в сфере национальных отношений. Прекратились многочисленные административно-территориальные перекройки. Лояльные республиканские ЦК сохранили по целому ряду вопросов определенную свободу действий и неформальную автономию от союзного Центра. В то же самое время предпринимались меры против самовыражения националистических групп (репрессии против украинских организаций в 1965 и в 1972 гг., снятие с поста первого секретаря ЦК КП Украины Петра Шелеста, подозреваемого в симпатиях к националистам, в 1973 г.) (18)

С другой стороны, имелись факты успешной националистической мобилизации – акции протеста в Грузии в апреле 1978 г., возникшие в ответ на попытку изменить статус грузинского языка как единственного официального языка в республике. К столь же успешным акциям можно отнести массовые выступления в феврале 1978 г. в Абхазии (они были приняты в расчет при принятии Конституции Абхазской АССР, в которой абхазский язык, наряду с грузинским и русским, попал в число официальных языков).

В 1970-е гг. обозначилось ситуативное сближение между диссидентами-националистами и партийной верхушкой советских республик.

По мере нарастания общего кризиса «реального социализма» националистический дискурс становился доминирующим. Так, сохранить контроль над Абхазией стремились и ЦК Компартии Грузии, и грузинские диссиденты. В «карабахском вопросе» были едины и лидеры подпольной Национальной объединенной партии Армении, и партийные функционеры в Ереване. По этой же проблеме был возможен консенсус между главой азербайджанской компартии Гейдаром Алиевым и диссидентом Абульфазом Эльчибеем. По статусу Крыма были едины украинские националисты и руководство ЦК КП Украины.

Ситуативный альянс между национал-коммунистической бюрократией и диссидентами-националистами облегчался тем, что инакомыслие в республиках Кавказа строилось на апелляции не столько к правам человека, сколько к правам этноса. Правозащитная риторика, конечно, присутствовала – главным образом, для внешнего потребления. Однако обычно она заканчивалась там, где речь заходила о «национальном возрождении» и «восстановлении исторических границ». Отсюда и тенденции этнической гомогенизации в союзных и автономных республиках в период между 1959 г. (первой послевоенной Всесоюзной переписью населения) и 1989 г. (последней Всесоюзной переписью).

В 1970-1980-е гг. набирала обороты теневая экономика. По справедливому замечанию грузинского социолога Георгия Нижарадзе, «советская теневая экономика – порождение советской дефицитной экономики. Ей чужд главный регулятор экономики рыночной – конкуренция. Соответственно, «советский капиталист» или комбинатор, совершенно лишен характерных свойств западного предпринимателя, из его системы ценностей заведомо исключается понятие «честного бизнеса»« (19).

Ввиду того, что любая коммерческая деятельность является незаконной, каждый вовлеченный в нее человек автоматически попадал в категорию «нечестных». Поскольку же формально-юридические принципы (членство в КПСС, ВЛКСМ или профсоюзах) в организации «теневого капитализма» не работали (а напротив, им препятствовали), оставалось уповать на другие факторы (клановый, этнический).

В 1970 – начале 1980-х гг. «теневые капиталисты» начали сращиваться с местными властями, помогая бюрократии конвертировать ее административную власть в денежное богатство и осязаемые материальные блага.

В условиях горбачевской «перестройки» и политической либерализации этнонациональные противоречия вышли на поверхность. По справедливому замечанию российского политолога Тимура Музаева, «перестройка и демократизация общественной жизни во второй половине 80-х гг. не создали национальных проблем и движений, а лишь обнаружили их существование в Советском Союзе.

Гласность и ослабление партийной цензуры позволили народам СССР открыто заявить о своих национальных интересах и целях» (20). Точнее сказать, это сделали идеологи и активисты национальных движений, возникших на волне «перестройки». Первые тревожные сигналы для союзной власти стали поступать в 1986 г. (беспорядки в Якутске, Алма-Ате). За ними последовали публичные акции крымских татар в Узбекистане, петиционная кампания армян Нагорного Карабаха, правовые споры Тбилиси и автономий в составе Грузии, создание народных фронтов в Прибалтике. Затем в 1988-1990 гг. обозначился целый ряд конфликтных очагов в Средней Азии и Закавказье. Финалом «национального пробуждения» стало исчезновение с карты мира такого государства, как СССР, бывшего одним из основателей ООН, постоянным членом Совета Безопасности, ядерной сверхдержавой, одним из полюсов глобального противостояния в период «холодной войны».

Балансируя между этнизацией политики и стремлением к тотальному контролю над умами, собственностью и информацией, Советский Союз не обеспечил интеграции различных субъектов, оказавшихся в его составе. Как и Российская империя, он не смог сформировать единую политическую нацию (на этот раз советскую).

На его месте появилось полтора десятка признанных мировым сообществом государств (среди которых и Российская Федерация), а также непризнанные республики. Правопреемником Советского Союза стала Россия (Российская Федерация). В России за годы после распада СССР создана новая политическая система, изменены соотношения форм собственности и основы социальных отношений. Однако серьезным препятствием в движении Российской Федерации вперед по пути экономических и политических реформ являются межэтнические проблемы внутри страны и взаимоотношения с бывшими советскими республиками.

В значительной степени нынешняя Российская Федерация, не являясь имперским государством, унаследовала те особенности, которые отличали ее исторических предшественников – Российскую империю и Советский Союз.

Во-первых, это протяженные географические границы. Во-вторых, конституционное устройство государства, при котором значительная роль уделяется этническому фактору (существуют субъекты федерации, считающиеся результатом самоопределения той или иной этнической группы). В-третьих, никуда не ушедшая хозяйственно-культурная диверсификация различных регионов (а также различный исторический опыт инкорпорирования в состав Российского государства). В-четвертых – стремление государственной элиты подменить задачи национальной интеграции задачами контроля над отдельными субъектами Федерации и обеспечением их лояльности.

(5) Головин Н. Н. Российская контрреволюция. – Ревель, 1937. Ч. 5. Кн. 11. С. 17,106.

(6) Хоскинг Дж. Россия: народ и империя (1552-1917) – Смоленск: Русич, 2007; Суни Р. Диалектика империи: Россия и Советский Союз // Новая постимперская история постсоветского пространства – Казань: Центр исследований национализма и империи, 2004. С. 179.

(7) Рашин А. Г. Население России за 100 лет (1811-1913). Статистические очерки – М.: Государственное статистическое изд-во, 1956.

(8) Цит. по: Зубов А. Б. Политическое будущее Кавказа: опыт ретроспективно-сравнительного анализа // Знамя. 2000. № 4. С. 123.

(9) Martin Т. The Affirmative Action Empire: Nations and Nationalism in the Soviet Union, 1923-1939 – Ithacaand London: CornellUniv.Press, 2001.496 P.

(10) Сталин И. В. Марксизм и национальный вопрос. – М.: Госполитздат, 1959. С. 10. Первый теоретический труд Сталина по «национальному вопросу» появился в № 3-5 журнала «Просвещение» под названием «Национальный вопрос и социал-демократия» (за подписью К. Сталин). В 1914 г. эта статья выпущена отдельной брошюрой под названием «Национальный вопрос и марксизм». В постсталинской советской этнографии в переработанном виде эти подходы были системно изложены главным теоретиком нации и этноса академиком Ю. В. Бромлеем. См.: Бромлей Ю. В. Очерки теории этноса. – М., 1983.

(11) SlezkineYu. The USSRas a Communal Apartment, or How a SocialistStatePromoted Ethnic Particularism// Slavic Review. 1994. Vol. 53. № 2. Pp. 414^52.

(12) ДвенадцатыйсъездРКП(б). Стенографическийотчет. – М., 1968.

(13) Simon G. Nationalismus und der UdSSR // Aus Politik und Zeitgeschichte. 26. 08. 1988.

(14) Борисёнок Е. Ю. Феномен советской украинизации. – M.: Европа, 2006. 356 с; Смирнова Т. М. Национальные общества Петербурга-Петрограда-Ленинграда // История Петербурга. 2001. № 2. С.79-80.

(15) Авторханов А.[Г]. Убийство чечено-ингушского народа: Народоубийство в СССР – М.: СП «Вся Москва», 1991. С. 24.

(16) Некрич А. Наказанные народы. Нью-Йорк. Хроника 1978. 170 с; Бугай Н. Ф., Гонов А. М. Кавказ: Народы в эшелонах: 20-60-е годы. – М.: Инсан, 1998. 368 с.

(17) Сборник законодательных актов о реабилитации, принятых в государствах бывших союзных республик СССР. – М., 1992; Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитациях жертв политических репрессий. – М., 1993.

(18) Зубкова Е. Ю. Власть и развитие этноконфликтной ситуации в СССР. 1953-1985 годы //Отечественная история. 1994. № 4.

(19) Нижарадзе Г. Мы – грузины // Защита будущего. Кавказ в поисках мира. -М.: Глагол, 2000. С. 124.

(20) Музаев Т. М. Этнический сепаратизм в России. – М.: ООО «Панорама», 1999. С. 25.

Сергей Маркедонов – кандидат исторических наук, в апреле 2001 – октябре 2009 гг. – заведующий отделом и заместитель директора Института политического и военного анализа, доцент Российского государственного гуманитарного университета, эксперт Совета Европы и Федерального собрания РФ.

Источник:

Маркедонов С. Турбулентная Евразия: межэтнические, гражданские конфликты, ксенофобия в новых независимых государствах постсоветского пространства. – М.: Московское бюро по правам человека, Academia, 2010. – 260 с.

ISBN 5-84389-033-Х

© Московское бюро по правам человека, 2010 © Маркедонов С, 2010

Издательство «Academia» 129272, г.Москва, Олимпийский просп., д.ЗО. ЛР № 065494 от 31.10.97. Формат 60x90 / 16. Печ.л.16,5. Печать офсетная. Тираж – 1000 экз. Заказ № 118. Отпечатано в типографии «Артмастер»

Содержание

Вместо предисловия / Межэтнические конфликты в СССР и на постсоветском пространстве / Введение / Часть I. Предпосылки межэтнических конфликтов в СССР / Часть II. Типология конфликтов / Часть III. География межэтнических конфликтов на постсоветском пространстве / Большой Кавказ / Грузино-осетинский конфликт / Грузино-абхазский конфликт / Армяно-азербайджанский конфликт из-за Нагорного Карабаха / Осетино-ингушский конфликт / Российско-чеченский конфликт / Гражданская война в Грузии / Молдавско-приднестровский конфликт / Ситуация в Гагаузии / Центральная Азия / Гражданская война в Таджикистане / Украина / «Крымский вопрос» / Проблема Черноморского флота / Прибалтийские республики / Латвия / Эстония / Литва / Заключение (методологические принципы урегулирования конфликтов) / Антисемитизм в новых независимых странах постсоветского пространства